Добавлено (19.08.2009, 17:39)
---------------------------------------------

Ему не повезло. Он думал, что женился на самой обыкновенной женщине. … Но он женился на фее. И Фея не понимала, почему она должна готовить завтраки, обеды, ужины, стирать и гладить рубашки, делать генеральную уборку, а муж лежать на диване, смотреть телевизор и пить пиво. Правда, Фея была влюблена… К тому же она была феей и поэтому завтраки, обеды и ужины готовились сами, рубашки гладились и стирались без её помощи, и половая тряпка тоже обходилась без неё. А Фея читала стихи Фета на балконе, вдыхая запах резеды. Ей хотелось любви и нежности. Она роняла вздохи, и их подхватывал ветер, которого на время приютила тополиная листва. Время от времени из комнаты доносились крики, - гол! Гол! Фея вздрагивала и вздыхала ещё печальней. Она доставала из футляра старинную скрипку, касалась смычком трепетных струн и… лилась мелодия Моцарта прекрасная и чарующая, как сама Фея. Муж Феи высовывался на балкон и недовольно бормотал: -Прекрати! Что за балаган?! Тебе что, дня мало? Ты мешаешь мне смотреть боевик! Бедная Фея убирала скрипку в футляр и слушала, как поёт сверчок… По утрам муж Феи крутился перед зеркалом, точно собирался он не на работу, а на свиданье. Он откидывал одну рубашку за другой, небрежно швыряя их на диван. - По моему, мне нужно купить что-то новое ворчал он. Фея задумчиво смотрела на отражение мужа в зеркале. - Ты абсолютно не заботишься обо мне, - сердился муж ещё больше, оттого, что Фея молчала. Далее.
- Я приношу тебе деньги! – выкрикивал он. - Деньги?.. – повторила Фея рассеянно. У неё вылетело из головы, что это такое… Фея никогда не пользовалась деньгами мужа. Все вещи, продукты появлялись в её доме сами собой, а то, что приносил муж и вручал ей, гордо именуя зарплатой, она складывала за ненадобностью в старый бабушкин сундук, который стоял на чердаке дома и постепенно ветшал. Так, что деньги были в надёжном месте. Они лежали среди старых волшебных вещей и были густо присыпаны веточками лаванды. Фея никак не могла привыкнуть к тому, что муж тотчас же после свадьбы перестал приносить ей цветы. Он больше не восхищался ею, не целовал её прекрасных рук. Выбрав, наконец, из дюжины рубашек самую яркую, он исчезал из дома до вечера. А Фея доставала скрипку и играла Моцарта, забывая о своей печали. Но, вот наступал вечер. Муж возвращался домой. Он загонял в гараж свой автомобиль и долго и упорно звонил в дверь, хотя у него были с собой ключи. - Ты что оглохла?! – набрасывался он на Фею, когда она открывала ему дверь. - Нет, просто я подумала, что тебе надоест звонить, и ты откроешь своими ключами. -Думать не надо, надо открывать! Муж ставил на пол принесённый ящик пива и топал на кухню. Съев две порции жаркого, салат и торт, он заносил пиво в гостиную и ставил рядом с диваном. Диван же стоял напротив телевизора. - Может быть, нам сходить в театр? – спрашивала Фея. - С ума сошла! Какой театр?! У меня ноги отваливаются! Я, милочка, целый день сижу за компьютером! - Ну, тогда в парк. За окном май, милый. Так славно поют соловьи! - Сходи одна, если тебе так хочется. Муж включал телевизор, ложился на диван и открывал бутылку пива. - Ну, какого чёрта, ты застыла в дверях! – ворчал он, - шла бы на кухню. Там гора немытой посуды. Вспомни, наконец, что ты женщина! – муж поднимал указательный палец к потолку, бросая на Фею назидательный взгляд. И едва за ней закрывалась дверь, впивался жадным поцелуем в отверстие пивной бутылки. Нет, так страстно он никогда не целовал ни одну женщину! Его роман с пивом длился до поздней ночи. Вернее, это была любовь втроём – он – пиво и телевизор. Трудно сказать, какую роль при этом выполнял диван, кроме того, что поддерживал отяжелевшее тело мужчины. … А Фея стояла на балконе и думала о стрижах, которые стремительно проносились перед её глазами. Вдыхала запах сирени, что приносил ей ветер из парка, околдованного весной. - Любовь, - прошелестел тополь. - Любовь, - пропел, закрыв глаза, соловей. - Любовь, - улыбнулся месяц и скатился с неба на перила балкона. - Любовь? – спросила Фея и прислушалась к своему сердцу. Она точно помнила, что любовь там была, но теперь… Так и есть! Она сбежала… Она вырвалась на свободу! И теперь, должно быть, кружилась в цветущем парке, целовалась с зеленоглазым месяцем Маем и заслушивалась трелями полночных птиц. - Любовь, - грустно произнесла Фея. Слезинка скатилась по её щеке и, упав на пол балкона, превратилась в ослепительный бриллиант. Но Фею не волновали бриллианты. Ей было очень грустно и одиноко. Она не заметила, как наступило утро. - Где завтрак? Чёрт возьми! – завопил муж. - На столе, - машинально ответила Фея. - Его там нет! – закричал он. - Есть, - отозвалась Фея. - Я только, что с кухни! Ты, что держишь меня за дурака?! - Посмотри ещё раз. - Ну, хорошо, - голос его прозвучал угрожающе. Фея стояла на балконе и смотрела на рассвет… Завтрак, естественно, уже был на столе. Ведь она была не обычной женщиной, а феей… - Чёрт, - проворчал муж, - как же я его не заметил?.. Он, конечно, и не подумал извиниться перед женой. Ещё чего! Будет он настоящий мачо извиняться перед женщиной! Муж Феи был уверен, что женщина ни что иное, как тень мужчины. Она создана, чтобы заботиться о его удобствах. Бросив грязные тарелки в мойку, он как всегда по утрам, принялся перебирать свои рубашки. - Опять одно и то же, - ворчал он. Рубашки одна за другой летели на диван. Из отглаженных и аккуратно уложенных они превращались в ворох мятого белья. - Погладит ещё раз, - считал он. Вдруг одна из рубашек привлекла его внимание. Она была необычного цвета и фасона. И было в ней что-то необъяснимо-притягательное. - Наконец-то, додумалась купить мужу хоть одну приличную рубашку, - обронил он. Фея промолчала. Она смотрела, как муж любуется своим отражением, как он любовно рассматривает его, как нежно ему улыбается. Фея хлопнула в ладоши и сказала, - Фьюрк! И тут произошло что-то невероятное. Муж Феи исчез из комнаты… Вместо него появился разноцветный попугай. Он надувал щёки, склонял голову то направо, то налево, любуясь своим отражением. Наконец, попугай отчётливо произнёс, - попка дурак! - Ты абсолютно прав, - согласилась Фея. И улетела в своё фейное царство. Там она вышла замуж за прекрасного эльфа, который никогда не забывал дарить ей цветы, восхищаться её красотой. Он, как и Фея, любил музыку и мог часами слушать, как Фея играет на скрипке. Эльф не пил пиво и не смотрел телевизор. Он не лежал на диване. Эльф любил танцевать под луной, купаться в горном озере и помогать добрым людям в их добрых делах. А что случилось с мачо? Ничего… Он так и остался попугаем. Новая хозяйка поместила его в клетку, в которой были все удобства – жёрдочка. Поилка. Кормушка, ванночка для купания и даже … зеркало. Попугай с удовольствием любуется своим отражением, надувает щёки, ставит гребень. И лишь иногда грустно роняет, - попка дурак, пока дурак… Еще, какой дурак! – не выдержал однажды месяц, заглянувший в окно. Но он ничем не мог помочь попугаю, да и не видел в этом смысла. Если уж женился на Фее, то и веди себя соответственно. … Хотя, по правде сказать, феей может оказаться любая женщина. (с)

Она подошла неслышно, сзади, закрыла глаза ладонями. Он вздохнул, встал с кресла, взял её руки и обернулся. Что случилось, малыш? – спросил он нежно и грустно, как всегда зная ответ.

Я хочу есть – тихо сказала она, смотря ему в глаза и по-детски улыбаясь. Конечно, давай я потушу овощи, или сделаю салат. Или ты хочешь какой-нибудь суп? – сбивчиво забормотал он, все еще на что-то надеясь. Ты знаешь, чего я хочу, ласково произнесла она. Её влюбленные глаза не двигались, расширенные зрачки затягивали в себя, даже ладошки вспотели от волнения. Ну хорошо, вздохнул он, и они пошли на кухню. Она села рядом, достала сигареты и тихонько закурила, не сводя с него настороженного любящего взгляда. Она даже не моргала – все смотрела и смотрела, как он повязывает передник (с Бэмби; она подарила его ему после самого первого раза, а то он закапал любимые светлые джинсы), нарочито громко гремит кастрюлями и сковородками, мокро звенит вилками и ножами в раковине. В воздухе запахло средством для мытья посуды. Она поморщилась, и он включил вытяжку.

Как ты хочешь сегодня? – спросил он громко из-за шума вытяжки. Её лицо осветилось улыбкой, которую он так любил - пока её не стало вызывать только одно. Теперь он её боялся и старался не смотреть. Наверное, с картофельным пюре и грибами, медленно сказала она. Потом, подумав, добавила – ты только не обижайся. И затянулась сигаретой. Не буду, сказал он. – Но, может, все-таки не сегодня? Давай хотя бы через пару дней, а? Ведь так мало осталось…а пюре с грибами я тебе и так сделаю. Вкусное.

Она непонимающе посмотрела на него.
Да нет, ничего, вздохнул он. И стал чистить картошку.
Пока жарились грибы, он готовил соус и салат. Он мог сделать все быстрее, но старался оттянуть самое последнее, то, что ей было от него нужно. Руки делали все сами, он ни о чем не думал. Просто тщательно нарезал огурцы и помидоры, смешивал грибы с луком, помешивал пюре деревянной ложкой. Он ни разу не обернулся, но знал, что она курит и следит за каждым его движением. И болтает ногами.

Огромное фарфоровое блюдо (он всегда удивлялся, как в неё, такую худенькую и маленькую, столько влезает) постепенно заполнялось океаном желтого пюре, на котором чернели горы из грибов и салата. Я как бог из каких-нибудь чукотских мифов, хмыкнул он про себя, забывшись. Какая-нибудь Великая Утка или Морж-Отец. Ну или…И осекся, вспомнив, что ему сейчас надо будет сделать.
Наконец, он напустил на свой мирок дождь из кинзы и петрушки.
Придирчиво посмотрел, нет, вроде бы все. Что ж, пора.
Он достал из ящика стола огромный зазубренный нож. Какая прелесть, захлопала она в ладоши, увидев его когда-то на витрине. ДЛЯ-О-МА-РО-В – по слогам прочитала она и улыбнулась - это мой подарок тебе на все дни рождения, которые я пропустила из-за того, что мы не были знакомы…мой крабик. И мило хихикнула. Он впервые воспользовался им тем же вечером. Удобно – заботливо спросила она. Ещё бы, натянул он резиновую улыбку под мертвые глаза, совсем другое дело. Вот что значит техника. Она поцеловала его в губы, и они занялись любовью прямо на столе. Да…тогда они ещё трахались, с грустью вспомнил он. А теперь ей от меня нужно только одно. Ладно, неважно. Раньше начну, быстрее кончится.

Он снял майку и аккуратно сложил её на стуле. На столе уже стоял маленький тазик; он склонился над ним и приставил кончик ножа к одному из бесчисленных шрамов на груди. Резко выдохнул и с силой надавил. Сзади сдавленно ойкнули – она никак не могла привыкнуть. Тело как будто плюнуло кровью, она хлюпнула об дно тазика одним комком, за которым сразу зажурчали тугие струйки; с таким же звуком бабушка выдавливала молоко из коровы в ведро, когда он был маленьким и жил в деревне. Он улыбнулся, вспомнив вкус парного молока, и тут же почувствовал солёный едкий запах собственной крови. Его чуть не стошнило; он побледнел и зацепил зазубринами ребра. Действуя лезвием как рычагом, он расширил дыру в груди достаточно, чтобы залезть туда рукой и вытащить сердце.
То есть то, что от него осталось.

Неуклюжий бесформенный обрубок оказался совсем маленьким. Этот кусочек его души бился абсолютно бесшумно, и ему показалось, что у него на руке сидит маленькая морская свинка, испуганная, с черными глазками-бусинками, и дрожит, дрожит, дрожит…Он снова вздохнул, ощущая вспотевшей спиной жадный и любящий взгляд.

Пожалуй, тут только на два раза и осталось, думал он, взвешивая на ладони когда-то большое сердце – как обычный шмат мокрого мяса. Потом – была не была – положил его на деревянную доску, где уверенно разрезал на два куска, один чуть больше другого. Тот, что поменьше, он осторожно положил обратно в дыру между ребрами. Грудь захлопнулась как устрица, втягивая боль обратно в себя.
Она беззвучно поднялась и тронула его за плечо. Он медленно повернулся, и она нежно слизала кровь, оставшуюся на коже и ноже. Как пенки, которые я выпрашивал, когда мама делала варенье – против воли улыбнулся он, и она ответила ему любящей улыбкой, от которой он не успел отвернуться.

С каким-то злым остервенением он начал нарезать оставшийся кусок на тонкие полоски, глубоко вдавливая нож в дерево. Потом положил их на край блюда и поставил все это на стол перед ней. Ешь, а то остынет – строго сказал он. Хорошо, любимый, ответила она и изящно взяла вилку.

Он сидел напротив и смотрел, как она ест.
Вкусно? - спросил он, когда блюдо снова стало белым. Ещё бы, облизнулась она и посмотрела на него голодными глазами. Только мало – и вытерла салфеткой струйку крови из уголка рта. Солнце, но ведь почти ничего и не осталось, терпеливо проговорил он. Я знаю, жалобно протянула она. Но, может, ещё хоть кусочек? Пожалуйста…очень-очень хочется. Он вздохнул. Там на один раз и осталось, любимая. На последний, понимаешь? Ага, грустно вздохнула она. Так мало…жаль, у тебя такое вкусное сердце. Самое-самое вкусное. Ты самый лучший. Я так тебя люблю.
Я тоже тебя люблю. Можно твою сигарету?
Они с ментолом.
Да какая разница.
Он вышел на балкон и затянулся холодным ментоловым дымом. Ну вот почти и все, сказал он засыпающему Городу. Ты извини, но осталось только на раз. Ну, может, на два. И все – как мне жить без сердца? Так что я скоро уйду…ты тут не скучай без меня, ладно? И позаботься о ней, хорошо? Она же не виновата, она хочет как лучше. И я ведь её люблю…

Он затянулся ещё раз и подумал, как хорошо, что это не последняя сигарета. Я бы тогда стоял, пытался ей насладиться как-то особому, думал о чем-то грустном. Пафосно так, сентиментально. А сейчас я просто курю, потому что впереди есть ещё немного жизни, немного времени, которое можно тратить. Хотя бы на то, чтобы просто курить.

Он бросил окурок, и тот маленькой звездочкой полетел с балкона. В этот момент что-то острое ударило его под лопатку. Резкая боль парализовала его тело, он не мог пошевелиться, а острые птичьи когти сжали его сердце и выдрали наружу. Он согнулся от боли, и что-то сильно толкнуло его через стекло, вниз, к Городу, на холодную улицу. В полете он перевернулся на спину и увидел, что она держит в руке последний кусок его сердца. Она улыбнулась ему самой красивой и самой любящей из улыбок.
Он упал на промерзший асфальт и битое стекло. Дыра в спине точно накрыла недокуренный им бычок, и тот сжигал живое мясо. Все его кости были переломаны, гниющая боль пульсировала во всем теле, он не мог пошевелиться – но он был жив, пока живо было сердце. Я люблю тебя, прошептал он, глядя на единственный огонек высоко вверху – окно кухни. Доедай, и я, наконец, высплюсь, подумал он, коченея от холода. Но время шло, свет в окне погас, а он все дышал и дышал, и его волосы покрывались инеем.. Наверное, ты оставила немного на потом, любимая. Глупая…я бы и так отдал тебе все до конца, неужели ты не поняла, любимая? Просто я не хотел, чтобы у тебя заболел животик…только и всего. А ты меня опять не поняла, думал он, и корчился от холода, и сгорал от боли в переломанных костях, и шептал вверх – любимая, любимая, люблю тебя…

Последний кусочек сердца она съела на завтрак. Он умер с открытыми глазами, улыбаясь, и его улыбка немного растопила холодное февральское небо. (с)

(с) кто-то (нашел Kodringer)

Он ждал ее. Ждал, каждый вечер, когда она шла домой по этой тропинке. Они говорили, смеялись, он провожал ее домой. Она не пришла. Почему? Следующим вечером она пришла, грустная. В день ее пятнадцатилетия родители открыли ей тайну - с раннего детства она была просватана. Через год, в этот же день, она станет женой красивого юноши из соседнего города. Так решили ее родители. Так нужно.
Он стоял и молчал. Он не верил, что они будут разлучены. Прошло несколько недель. Каждый вечер они встречались и грустили - уже не радовали их красивые закаты, теплые вечера и шелест листьев над головой. И вот, он встретил ее улыбкой. Она улыбнулась в ответ, не веря еще в то, что он придумал нечто утешительное.
"Я люблю твою душу. Я хочу быть с твоею душой. Отдай мне твою душу и выходи замуж." Его глаза горели, он все продумал. Есть женщина, она умеет все, даже самые мудреные вещи. Она сможет помочь.
Пятнадцатилетняя девочка смотрела на него с ужасом.
Она пошла к этой женщине.
Женщина не говорила людям о своих умениях. Ее бабка была ведьмой, ее мать была ведьмой. И бабка и мать занимались вечными и скучными делами - привораживали, присушивали, потом отсушивали, потом присушивали к другой или другому, потом отсушивали. Женщина решила не заниматься этими скучными вещами. Она говорила, что не умеет ничего и великий дар прекратился, что она прервала свой род ведьм. Но некоторые все же знали, что умеет она даже больше чем ее мать и бабка, умеет больше, потому что не растрачивала свои силы на бесконечные присушки\отсушки.
Женщина долго смотрела на девочку. "Хорошо" - сказала она. "Я оставлю тебе ум-разум и тело, а ему мы отдадим твою душу. В ночь перед венчанием твоя душа переселится в эту куколку." И она отдала девочке маленькую тряпичную куколку с синими глазами пуговками. Куколка была одета в белое подвенечное платье.
Через год девочка сидела перед зеркалом и слушала венчальные песни. Когда надо было встать и подойти к красивому кудрявому парню, она потеряла сознание. Когда сознание вернулось к ней, у куколки заблестели синие глазки пуговки, а тряпочное тело стало теплым.
А девочка перестала смеяться просто так, а теперь смеялась только тогда, когда при ней рассказывали что-то смешное; она перестала смотреть на звезды - смотрела на небо только узнать, не собирается ли дождь. Люди шептались, что молодая жена не по годам разумна и серьезна. А молодой муж был печален, он ждал в своем доме веселую девочку с синими светящимися глазами, а нашел разумную женщину. Скучно ему было.
И только Он радовался - куколка смотрела синими светящимися глазами, он говорил с ней - пусть, не было ответа, она слышала. Он смеялся вместе с нею над неуклюжим жуком и маленьким щенком. Куколка всегда была вместе с ним.
Девочка занималась хозяйством, никаких ссор не было в доме, но и смеха не было.
И тогда муж ее пошел к той же женщине. Он спрашивал, что случилось с его женой - он видел ее несколько раз до свадьбы и она была другой. Женщина молчала. Оставь ее - вот единственный совет, который прозвучал, когда муж уже выходил из дома.
Муж оставил молодую жену. Никто не понимал в чем дело.
И только Он пришел к ней вечером, пришел с маленькой куколкой. Девочка смотрела на него и на куколку. "У меня нет детей - зачем мне кукла?"
Он просил ее взять куклу в руки, она не соглашалась, не видя смысла в этом.
Он просил ее выйти за него замуж, она отвечала, что была уже замужем.
Он говорил о душе, она не понимала, что это такое.
И тогда он ушел домой, разговаривать с тряпичной куклой. Кукла смотрела теплыми синими глазами и он рассказывал ей самые удивительныйе истории на свете.

©

Добавлено (06.10.2009, 14:18)
---------------------------------------------
это не Морда, это я